Оценку состояния памятника А. С. Пушкину проводит профессор Пашкин
Фото: Из архива

Профессор, доктор геолого-минералогических наук Евгений Пашкин участвовал в сохранении многих знаковых архитектурных памятников столицы: восстанавливал взорванный Казанский собор на Красной площади, давал рекомендации по спасению церквей и особняков, в том числе консерватории, Малого и Большого театров, усадьбы Останкино.

Он проводил оценку состояния памятника Минину и Пожарскому и, сидя внутри него, считал количество дыр , которые агрессивная атмосфера мегаполиса проела в бронзе (памятник изнутри напоминал звездное небо). Участвовал в раскопках в Историческом проезде. Выступал против бредовой идеи «переброски» части стока европейских рек в бассейн Волги, боролся за сохранение Байкала.

— Евгений Меркурьевич, откуда столь трепетное отношение к архитектуре Москвы?

— Мой отец имел отношение к строительству. Я коренной москвич. Люблю этот город, редко из него уезжал дольше чем на три месяца. Треть моей жизни была связана с площадью Маяковского, здесь я родился, окончил школу и институт. И даже присутствовал на открытии самой красивой станции метрополитена — «Маяковской».

— Неужели вы это помните?

— 11 сентября 1938 года — одно из самых ярких детских впечатлений. Хорошо помню всеобщее потрясение от волшебного убранства станции. Взор устремлялся вверх, где парили полные романтики мозаичные панно Александра Дейнеки. Потом подошел четырехвагонный состав, мы сели в первый вагон.  Тут же отцу предложили со мной перебраться в первую секцию вагона: сегодня мало кто помнит, что раньше она была отделена перегородкой и предназначалась для пассажиров с детьми и пожилых людей.

Это правило, сохранявшееся до середины 1940х годов, к сожалению, потом исчезло. Сейчас его можно было бы и вернуть: наши старики не подвергались бы унижению — стоять перед сидящей молодежью. День открытия этой станции в какой-то степени и определил мою специальность.

— Во время войны станция «Маяковская» использовалась как бомбоубежище?

— Да, по ночам. Днем с увеличенными интервалами здесь ходили поезда. Зима первого года войны была холодной, школы закрылись, и мы, трое мальчишек из огромного двора, оставшиеся в Москве, спускались в метро, в торец станции, где стоял бюст Маяковского. Часами играли в футбол тряпичным мячом, скроенным из набитого тряпками старого чулка. Игра заканчивалась после того, как мяч улетал на рельсовый путь. Тогда мы начинали запускать пятачки по желобку колонн на платформе.

 
Александр Кожохин

Евгений Пашкин с раритетным лабрадоритом

— Саму бомбежку площади Маяковского застали?

— Прекрасно ее помню, мне ведь было уже 8 лет. Вот прошло 75 лет со дня исторического Парада на Красной площади. Но немногие знают, что за день до этого на станции «Маяковская» собралось Политбюро ЦК КПСС и правительство Москвы, чтобы отметить годовщину революции.

Немцы заранее готовились одним ударом накрыть все руководство страны, ведя постоянную охоту на Сталина. У них до этого не получился блицкриг (теория ведения скоротечной войны, согласно которой победа достигается в сроки, исчисляемые днями, неделями или месяцами. — «ВМ»), с треском провалилась попытка организовать 16 октября панику в Москве с помощью листовок.

Оставался единственный шанс — сбросить бомбу так, чтобы она разорвалась на большой глубине, разнеся станцию. Такое было возможно, если точно попасть в вентиляционную камеру метрополитена. А здание этой венткамеры стояло как раз во дворе нашего дома. Чуть раньше немцы сбросили две бомбы на саму площадь Маяковского.

Все удивлялись — никаких стратегических объектов там нет, чего они бомбят? Первая бомба угодила между тогдашним Кукольным театром и Домом Ханжонкова: под этим местом как раз и была станция. Но никакого разрушения не произошло, все-таки 28 метров залегания — глубина достаточная. Вторую бомбу, уже с часовым механизмом, сбросили на Дом Ханжонкова ночью. Она пролетела лестничную клетку насквозь, но взорвалась лишь в шесть часов утра. Взрывом вырвало среднюю часть Дома Ханжонкова, там образовался огромный проем. Третья бомба должна была угодить в венткамеру в момент заседания Политбюро.

— Что же немцам помешало?

— Я невольно оказался очевидцем события. Мы с приятелями за неделю до 6 ноября играли во дворе и видели, как с противоположной стороны здания венткамеры взлетела ракета и оттуда бросился бежать человек в подворотню. К счастью, навстречу с «Маяковки» шел патруль. Им ракета среди бела дня тоже показалась странной, они кинулись в погоню: стрельба, сопротивление. Человека поймали. Люди в контрразведке догадались, что он ракетой подавал сигнал о точном местонахождении объекта.

Встречу Политбюро на «Маяковской» не отменили. Но сделали все необходимое, чтобы немцы в тот день не смогли летать над Москвой. Потом состоялся парад, а через месяц немцев разбили на подступах к столице. Сегодня я неизменно останавливаюсь у входа на станцию«Маяковская», где установлена скромная мемориальная доска, на которой обозначено, что в трудные для Москвы дни здесь прошло заседание правительства и руководства страны. Оно действительно было крайне важным, потому что дало всем огромную духовную поддержку.

— Значит, Дом Ханжонкова потом отстраивали заново?

— Причем очень быстро. К моменту, когда пленные немцы шли по улице Горького и сворачивали на Садовое кольцо, дом уже был восстановлен. Эти же пленные немцы достраивали и гостиницу «Пекин» — уникальное здание спроектировал главный архитектор Москвы Чечулин. Ему же принадлежит заслуга возведения в нынешнем виде Концертного зала им. Чайковского, столь напоминающего древнегреческие амфитеатры с их удивительной акустикой. Мальчишками мы в этом зале частенько грелись. Детей, оставшихся в войну в столице, всегда пускали на дневные концерты.

 
Из архива

Кинотеатр на Триумфальной площади, построенный Александром Ханжонковым в 1913 году

— Вас тянуло в архитектурный, но волей судьбы вы оказались в Московском геологоразведочном институте...

— Так уж сложилось. Студентом я отправился на строительство Сталинградской ГЭС и был потрясен этой великой стройкой! Потряс ее размах, огромный котлован, канатная дорога! Что-то в этом строительстве мне показалось близким к архитектуре.

Позже я участвовал в грандиозном строительстве метромоста на Ленинских горах. Его спешили сдать к Спартакиаде: день и ночь мы бурили там скважины, поскольку стояла задача укрепления оползневого склона, в который должен был упираться метромост. А потом неожиданно на меня пришел запрос из Метрогипротранса, где работал в то время знаменитый архитектор Алексей Душкин, он-то и являлся автором станции «Маяковская».

В тот период в нашей жизни было много романтики, ощущалась огромная масштабность строек и ответственность участия в них. А позже уже в качестве эксперта по поручению Министерства культуры мне довелось объехать многие архитектурные памятники Москвы и Подмосковья, выявлять деформации и устанавливать причины их возникновения: я стал членом и позже заместителем председателя Всероссийского общества охраны памятников.

— На архивной фотографии вы запечатлены на строительных лесах памятника Пушкина на Тверской. Что вы там делаете?

— К моменту завершения подземных работ на трех станциях метро, расположенных под Пушкинской площадью, памятник поэта требовал реставрации. Его цокольная часть оказалась деформированной. Меня пригласили оценить степень деформаций.

— Вы имели прямое отношение и к восстановлению Казанского собора на Красной площади?

— Помните существовавшую долгое время пустую, ущербную, словно вырванную из ансамбля Красной площади площадку между зданием бывшей городской Думы (занятой Музеем Ленина) и торговыми рядами (ГУМом)? Здесь ранее стоял Казанский собор, построенный в XVII веке. В 1929–1930 годах, когда махровым цветом расцвел нигилизм в отношении русской архитектуры, Троцкий принялся за осуществление чудовищной программы уничтожения ее памятников. Храм был взорван.

И вот в 1990 году наш геологоразведочный институт принял участие в сборе народных средств на восстановление храма. Вместе со студентами мы провели и полное инженерно-геологическое исследование белокаменных фундаментов храма. Наши предки строили на века: фундаменты, как показали исследования, сохранились в хорошем состоянии. Я дал экспертное заключение: новый храм можно возводить на старом основании.

— Вы принимали участие и в полемике, развернувшейся в обществе по поводу целесообразности восстановления храма Христа Спасителя. Что говорили оппоненты?

— Тогда возникла очень вредная контридея, что все эти восстановленные памятники — лишь новоделы. Но ведь уже на тот момент очень многие сооружения, даже на той же Красной площади, представали перед нами далеко не в первозданном виде. Если бы наши предшественники встали на позицию недопустимости новоделов, мы давно водили бы туристов по развалинам, теша себя мыслью, что «зато камни под ногами подлинные».

Я говорил, что пройдет 100 лет, и люди станут относиться к восстановленному Казанскому собору или храму Христа Спасителя как мы сегодня относимся к взорванной и позже восстановленной Никольской башне Московского Кремля, Софийскому собору в Новгороде или целиком восстановленному историческому Пскову.

— Постройка Казанского собора явилась первой ласточкой. Ведь за столько лет впервые разговор зашел не о реконструкции памятника, а именно о его восстановлении?

— Миссия восстановления утраченного культурного наследия благородна. Но восстановление храма Христа Спасителя, например, означало, что предстоит колоссальная работа — от сбора средств, работы в архивах до подготовки первоклассных мастеров по обработке камня, созданию скульптурных композиций, подготовке специальной геологической группы, способной найти те самые месторождения мрамора, гранита, базальта, в которых добывались камни взорванного храма. Потому что в новом памятнике не должно было быть никаких случайных элементов.

— Вы участвовали в сохранении уникального кольца церквей района Зарядье. Они по исторической ценности не уступают Кремлю. Снос гостиницы «Россия», видимо, создал громадную проблему для окружающих храмов XVI–XVIII веков?

— Устойчивость древних сооружений крайне низкая, любое изменение в состоянии геологической среды для них опасно. В основании этих памятников прошли процессы гниения деревянных свай, в результате чего образовались пустоты-стаканы. Было неясно, как поведут себя грунты.

— То есть не двинется ли грунт в эти пустоты-стаканы и не разрушатся ли древние церкви?

— Да. Но сейчас проблема полностью решена, все храмы в результате предпринятых мер бережно сохранены. Фундаменты и грунты под ними укреплены по специальной технологии. Единственная церковь, которая меня сильно тревожит, — это храм на Кулишках. Мы хотели его поднимать: нижний ярус церкви на четыре метра погружен в техногенные грунты, которые накопились вокруг за три столетия.

Но служащая храма откуда-то получила информацию, что церковь может быть разрушена при подъеме. И они отказались от очень хорошего проекта по сохранению храма, что создало угрозу его разрушения. Поскольку погруженные под землю стены вступают во взаимодействие с влажными и промерзающими грунтами. Кирпичная кладка в итоге оказалась в аварийном состоянии… Эта моя сегодняшняя боль.

ДОСЬЕ

Евгений Меркурьевич Пашкин — профессор, доктор геолого-минералогических наук, заслуженный деятель искусств РФ, действительный член Академии архитектурного наследия, государственный эксперт Министерства культуры РФ, почетный реставратор Союза реставраторов России. Родился 30 декабря 1933 года.

Крупный специалист в области инженерно-геологической оценки подземного пространства при строительстве подземных сооружений. Создатель нового направления, связанного с инженерно-геологической диагностикой деформаций памятников архитектуры. Автор 10 монографий и 200 статей.